Некий мессер Бокка дельи Абати подскакал к мессеру Пацци, державшему «знамя народа», и отсек мечом ему руки; флорентийцы с содроганием увидели, как их боевое знамя неожиданно рухнуло на землю. (Предатель Абати угодит потом в ледяную стужу дантовского Ада, и его коченеющую душу поэт собственноручно подвергнет неистовому истязанию, «за Монтаперти лишний раз отмщая».) 1500 пополанов было взято в плен, 2500 пали мертвыми; воды Ар-бии окрасились кровью.
16 сентября во Флоренцию торжественно вступили немецкие войска, а за ними — гибеллинская знать. Первое, что сделал граф Джордано,— уничтожил конституцию 1250 г. и связанные с нею порядки и учреждения. В палаццо, где раньше заседали пополан-ские старейшины, теперь обосновался королевский викарий.
Так очередное вмешательство внешних сил отбросило на несколько лет назад развитие Флоренции, и все нелегко доставшиеся успехи флорентийских пополанов в борьбе против «своих», местных феодалов были перечеркнуты в один день. «И по этой причине была уничтожена власть народа, длившаяся со столькими победами и величием десять лет».
Спустя шесть лет, в ноябре 1266 г., пополаны снова поднялись на восстание. Ибо «народ Флоренции был движим желанием вершить свои дела без господина». Но в итоге флорентийцы получили на шею вместо немецких наемников — французских, вместо засилья гибеллинского нобилитета — засилье нобилитета гвельф-ского. Вскоре битва при Тальякоццо покончила с вековыми посягательствами Гогенштауфенов, лишила крупную знать самой важной опоры и тем самым открыла простор для новых противоречий. Пополанам предстояли теперь долгие годы борьбы с другой фракцией феодального сословия — с гвельфским дворянством. «Этот раздор,— говорит Макиавелли,— оставался скрытым, пока гибеллины внушали страх, но как только они были обузданы, обнаружил свою силу».
Только в 1282 г. пополаны «заговорили в смелых и пламенных речах о своей свободе и об испытанных несправедливостях, и набрались такой отваги, что создали законы и порядки, которые было бы трудно поколебать».