Шемяка испугался этих движений в пользу пленного Василия, послал за владыками и начал думать с ними, с князем Иваном можайским и боярами: выпускать ли пленного Василия из заточения или нет? Сильнее всех в пользу Василия говорил епископ Иона, нареченный митрополит; он каждый день твердил Шемяке: «Сделал ты неправду, а меня ввел в грех и срам; ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним поса-дил; ты мне дал честное слово, и они меня послушали, а теперь я остаюсь перед ними лжецом. Выпусти его, сними грех со своей души и с моей! Что тебе может сделать слепой да малые дети? Если боишься, укрепи его еще крестом честным, да и нашею братьею, владыками». Шемяка решился наконец освободить Василия, дать ему отчину и осенью 1446 года отправился в Уг-лич с епископами, архимандритами, игуменами. Приехавши туда, он выпустил Василия и детей его из заключения, каялся и просил у него прощения; Ва-силий также в свою очередь складывал всю вину на одного себя, говорил:
«И не так еще мне надобно было пострадать за грехи мои и клятвопреступ-ление перед вами, старшими братьями моими, и перед всем православным христианством, которое изгубил и еще изгубить хотел. Достоин был я и смертной казни, но ты, государь, показал ко мне милосердие, не погубил меня с моими беззакониями, дал мне время покаяться». Когда он это гово-рил, слезы текли у него из глаз как ручьи; все присутствующие дивились такому смирению и умилению и плакали сами, на него глядя. На радости примирения Шемяка дал Василию, жене его и детям большой пир, где были все епископы, многие бояре и дети боярские; Василий получил богатые дары и Вологду в отчину, давши наперед Шемяке проклятые грамоты не искать ве-ликого княжения. Но приверженцы Василия ждали только его освобождения и толпами кинулись к нему. Затруднение состояло в проклятых грамотах, дан-ных на себя Василием: Трифон, игумен Кириллова Белозерского монастыря, снял их на себя, когда Василий приехал из Вологды в его монастырь под предлогом накормить братию и раздать ей милостыню.