Биющим же ся им от шестаго часа до девятого, и пролияся кровь акы дождевая туча обоих, и крестьян и татар, и множество много безчислено падоша трупия мертвых обоих... И рече к се-бе Мамай: власи наши растерзаются, очи наши не могут огненных слез испу-щати, языци наши связуются, гортани пересыхают, сердце раставает, и чресла ми протерзаются» и проч.
Но событие было так велико, так сильно всех занимало, что одним ска-занием не могли ограничиться. О подобных событиях обыкновенно обращается в народе много разных подробностей, верных и неверных; подробности вер-ные с течением времени, переходя из уст в уста, искажаются, перемешива-ются имена лиц, порядок событий; но так как важность события не уменьша-ется, то является потребность собрать все эти подробности и составить из них новое украшенное сказание; при переписывании его вносятся новые под-робности. Это второго рода сказание отличается от первого преимуществен-но большими подробностями, вероятными, подозрительными, явно неверными. Но до нас дошел еще третий род сказания о Куликовской битве, Слово о ве-ликом князе Дмитрее Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, яко победили супостата своего царя Мамая, написанное явно по подражанию древнему южнорусскому произведению, Слову о полку Игореве. Автор этого «Слова о Димитрии» говорит, что он написал жалость и похвалу великому князю Димитрию Иоанновичу и брату его, чем выражает взгляд современников на Куликовскую битву, представлявшуюся им, с одной стороны, событием славным, с другой - бедственным вследствие страшного урона убитыми с русской стороны. В кратком сказании вовсе не говорится о поражении русс-ких полков вначале; по его словам, битва происходила с одинаким успехом для той и другой стороны: «Много руси биено от татар, и от руси татар, и паде труп на трупе, а инде видети русин за татарином гонится, а татарин русина състигаше. Мнози же небывальцы москвичи устрашишаяся и живота от-чаяшися, а иные сыны агарины на побег возвратишася от клича великаго и зря злаго убийства».