«Как вы своего государя чести стережете, - писал Заберезский, - так и мы: если великие послы вернутся без доброго конца, то к чему доброму то дело пойдет впредь?»
С ответом отправился в Литву к Александру дворянин Загряжский, который прежде всего удивил новою формою: до сих пор в верющих грамотах Казимиру Иоанн писал так: «От великого князя Ивана Васильевича Казимиру, королю польскому и великому князю литовскому, послали есмо» и проч. Теперь же грамота начиналась: «Иоанн, божьею милостию государь всея Руси и великий князь владимирский, и московский, и новгородский, и псковский, и тверской, и югорский, и болгарский, и иных, великому князю Александру литовскому». Первая речь посольская была: «Служил тебе князь Семен Федорович Воротынский, и он нынче нам бил челом служить. Служили тебе князь Андрей да князь Василий Васильевичи Белевские, да князь Михайла Романович Мезецкий, да князь Андрей Юрьевич Вяземский, и они нынче нам били челом служить и с вотчинами, и тебе бы то было ведомо». Потом посол требовал, чтоб всем этим князьям не было никаких обид от литовских подданных. Относительно титула Загряжскому был дан такой наказ: «Если спросят его: для чего князь великий назвался государем всея Руси; прежде ни отец его, ни он сам к отцу государя нашего так не приказывали? То послу отвечать: государь мой со мной так приказал, а кто хочет знать зачем, тот пусть едет в Москву, там ему про то скажут». Князь Патрикеев послал Заберезскому письмо в ответ на опасения его относительно неверного успеха великих литовских послов. «Сам поразумей, - писал Патрикеев. - Когда между государями великие люди ездят, тогда божьею волею между ними и доброе дело делается». Между тем Заберезский опять прислал в Новгород к Якову Захарьичу просить позволения купить двух кречетов; Яков послал сказать об этом великому князю, и тот отвечал, что дело не в кречетах, а, верно, прислано затем, чтоб высмотреть, или задираючи для прежнего дела; что надобно Якову послать к Заберезскому своего человека с кречетами и с грамотою о прежнем деле: «Возьмутся за то дело, то дай бог; а не возьмутся, то нам низости в этом нет никакой».