как видно, между великим князем и Воронцовым были какие-то неприятности, ибо сказано, что умирающий подозвал Воронцова к себе, поцеловался с ним и простил его. Казначей Петр Иванович Головин удерживал место отца своего, известного нам боярина Иоаннова, Ивана Владимировича Головы-Ховрина; наконец, видим Михаила Васильевича Тучкова происходившего из рода Морозовых. Это были члены ближней думы, люди более доверенные; но были члены других княжеских и боярских фамилий, не менее знаменитых, но пользовавшиеся меньшим доверием; так, после совещания с поименованными приближенными лицами великий князь призвал к себе всех остальных бояр, князя Димитрия Бельского с братьями, Шуйских-Горбатых (суздальских, родственников Шуйским), Поплевиных (Морозовых).
Мы видели, что еще Иоанн III взял с князя Холмского клятвенную грамоту-не отъезжать; от времени Василия дошло до нас несколько таких грамот-знак, что при усилении нового порядка вещей приверженцы старины крепко держались за обветшалое право отъезда и, не имея возможности отъезжать к русским князьям, считали для себя позволенным отъезд в Литву. Князь Василий Васильевич Шуйский дал запись: «От своего государя и от его детей из их земли в Литву, также к его братьям и никуда не отъехать до самой смерти». Такие же записи взяты были с князей Димитрия и Ивана Федоровича Бельских и с князя Воротынского. Число князей Гедиминовичей при московском дворе умножил в княжение Василия знатный выходец, князь Федор Михайлович Мстиславский, отъехавший из Литвы в 1526 году; как вел себя Мстиславский в новом отечестве, видно из его клятвенной записи: «Я, князь Федор Михайлович Мстиславский, присылал из Литвы к великому князю Василию, государю всея Руси, бить челом, чтоб государь пожаловал, велел мне ехать к себе служить; и великий государь меня, холопа своего, пожаловал, прислал ко мне воевод своих и велел мне к себе ехать. Как я приехал, государь меня пожаловал, велел мне себе служить и жалованьем своим пожаловал.