Вместе с этими италийскими владениями государство Дионисия достигало действительно внушительных — в особенности по греческим масштабам — размеров, по оценке новейших исследователей, до 23—25 тыс. км2, с населением круглым счетом до 1 млн человек.
Помимо этого сплошного массива подвластных территорий в Сицилии и Италии под контролем Дионисия находились еще отдельные важные стратегические пункты на побережьях Адриатического и Тирренского морей, куда он выводил колонии или где оборудовал укрепленные форты. В Адриатике это была, во-первых, Исса с дочерними колониями на Черной Керкире и на далматском материке, в Эпетии и Трагурии; затем, уже на италийском побережье, — Адрия, Анкона и, может быть, Нумана; наконец, на побережье Тирренского моря, на Корсике, — так называемая Сиракузская гавань. Опираясь на эти пункты, на силу размещенных там отрядов и эскадр, а также на дружественные союзы с вождями иллирийских, италийских и галльских племен, сиракузский властитель мог осуществлять политическое господство или влияние далеко за пределами собственно архе, во всех трех окружавших морях — Ионийском, Адриатическом и Тирренском и на прилегающих к ним территориях.
Новая сицилийская держава отличалась, однако, не только своими солидными размерами; что еще важнее, она обладала новым структурным качеством, делавшим ее в корне непохожей на традиционные политические объединения греков. Решающим было то, что это государственное единство было создано усилиями новой утвердившейся в Сиракузах авторитарной власти. Уже по одному этому оно не могло быть всего лишь восозданием в больших масштабах прежней сиракузской архе. Города, племена и территории, вошедшие в состав новой сицилийской державы, были связаны союзническими или подданническими отношениями прежде всего с самим главой авторитарного режима в Сиракузах, а не с сира-кузским полисом, и это безусловно должно было сообщить созданному таким образом политическому единству новое качество территориальной монархии. Признание за державою Дионисия этого нового качества не должно, однако, обязательно привести нас вместе с Г. Берве к однозначной оценке ее как абсолютистско-монар-хической системы.