Арагонская династия, потратившая столетие на свое утверждение в Неаполитанском королевстве (1343—1442), не располагала ни силами, ни временем для того, чтобы преодолеть слабость и внутреннюю дисгармонию государства. Королевская власть не имела опоры ни в одном из слоев общества.
Сам феодальный класс делился по крайней мере на три, зачастую враждебные друг другу группы: местное провинциальное баронство — дикое и непокорное, сохранившее в своих феодах по существу еще всю полноту политической власти; мелкое дворянство, которое в противоположность, например, французскому не поддерживало королевскую власть, ибо оно ничем ей не было обязано, сохраняло по традиции тесную связь с баронами и составляло военную силу их отрядов. Макиавелли весьма точно характеризовал обе эти группы господствующего класса Неаполитанского королевства как «лишенные всякой способности к политической жизни».
Подавление последней вспышки феодального мятежа (баронского восстания 1485—1486 гг.) и резкий поворот неаполитанского короля Ферранте I в сторону ограничения политической власти баронства только внешне укрепили позиции королевской власти. Анархические устремления феодалов были пресечены, но не ликвидированы, что кстати, отчетливо выявилось при приближении Карла VIII к границам Неаполя, когда бароны подняли мятеж.
Отдельной группой правящего класса феодалов являлась столичная аристократия, в подавляющем большинстве испанского происхождения. Она захватила в свои руки все места в государственном управлении, составляла основу королевского аппарата и вызывала ненависть остальных неаполитанских феодалов; но с местной династией она была связана еще слабо, больше ориентируясь на собственные владения в Испании, чем на Неаполь.
Города с их немногочисленной, еще только зарождающейся буржуазией, купечеством и ремесленниками, несмотря на богатство, не играли сколько-нибудь заметной роли в политической жизни.