Идеи Ардиго о том, что человек должен отстаивать то, что диктует ему разум, были символом веры многих образованных итальянцев в последней трети XIX в. Для определенной эпохи развития итальянской общественной мысли позитивизм, с его преклонением перед разумом и наукой, с его трезвостью, серьезностью и требовательностью, с его неписаным, но самоочевидным моральным кодексом, означал очень многое. Однако этому заслуживающему уважения философскому течению была свойственна некоторая ограниченность, таившаяся в нем с самого начала и в конце концов приведшая его к состоянию совершенного упадка. Корни зла заключались в том, что законы природы механически переносились на законы общественной жизни. Теория эволюции, теория «автоматически развивающегося прогресса» приводили к застою мысли; призыв к изучению конкретного привел к фетишизации факта, и в конце концов из вселенной почти исчез человек с его волей, дерзаниями, страстями, исчезло активное начало, исчезла диалектика развития; недаром Тольятти говорил позднее о драме и о «Прокрустовом ложе» итальянского позитивизма.
Если о позитивизме мы говорим, как о мировоззрении, то о веризме (от vero — правдивый) следует говорить, как об эстетическом каноне. Борьба за прогрессивную культуру в Италии всегда представлялась, как борьба за культуру, связанную с народными толщами, с реальной, а не воображаемой действительностью. Именно эти задачи ставили перед собой веристы. Их теоретиком был критик Луиджи Капуана (1839—1915), самым крупным писателем— Джованни Верга (1840—1922), слава которого далеко вышла за границы Италии.
Эстетика веризма зиждилась на трех главных принципах. Первый гласил: основа произведения — «человеческий документ», т. е. вполне достоверный, правдивый, взятый из жизни материал. Второй принцип: «научность искусства». Это означало, что писатель ие просто фотографирует жизненные явления — он обязан тщательно изучать и сопоставлять факты и освещать их в строгом соответствии с законами естественной и общественной истории. Третий принцип: употребление писателем языка, точно соответствующего материалу, т. е. не литературной, но разговорной лексики, диалектов.