Так, в этом маленьком микрокосме осуществилось, наконец, стремление честолюбивого афинянина к самостоятельной безраздельной власти. Он снова возродил практиковавшуюся когда-то греческими аристократами манеру обзаводиться собственными княжествами на периферии эллинского мира (вспомним пример Мильтиада Старшего) и указал дорогу последующим авантюристам. Несколько лет спустя, уже по окончании Пелопоннесской войны, неподалеку от этих мест обосновался в качестве тирана Византия и Се-лимбрии спартанец Клеарх (Diod., XIV, 12), а еще позднее здесь пытался найти себе убежище друг Клеарха Ксенофонт. Этот последний, несомненно, был одержим мечтою о собственном княжестве. В бытность свою командиром наемников, ранее состоявших на службе у Кира Младшего, он сначала пытался основать под собственным руководством новый город на южном побережье Понта (Хеп. АпаЬ., V, 6, 15 сл.; VI, 4, 1 сл.), а затем нанялся на службу все к тому же Севфу, именно на условии, что Севф отдаст ему часть своих приморских владений — крепости Висанфу, Ган и Неонтих с прилегающей территорией (Севф, впрочем, этого условия не выполнил — ibid., VII, 2, 25 и 36 сл.; 5, 8; 6, 43)24.
Вернемся, однако, к Алкивиаду. Жизнь в добровольном изгнании на периферии греческого мира, хотя бы и подслащенная положением владетельного князя, не могла надолго удовлетворить этого человека, привыкшего к крупной политической игре. Он не оставлял надежды вновь вернуться на родину и искал способа снова войти в милость и доверие у своих сограждан. В 405 г., во время стоянки афинского флота у Эгоспотам, он пытался даже установить контакт с афинскими стратегами, однако его советы и предложения услуг были этими последними отвергнуты (Хеп. Hell., II, 1, 25 сл.; Diod., XIII, 105, 3 сл.; Plut. Ale, 36, 6-37, 3; Lys., 10, 5-11, 1; Nepos. Ale, 8).