По-видимому, вскоре после этого фиванский гарнизон был выведен с сикионского акрополя (ibid., VII, 3, 1, где говорится о случившемся несколько позднее занятии акрополя аркадянами, — стало быть, фиванцев там уже не было). Было ли это успехом Эвфрона или его удачей, мы не знаем. Так или иначе он получил возможность укрепиться на акрополе и с этих пор мог чувствовать себя гораздо увереннее и в самом Сикионе, и в отношениях со своими союзниками.
Вообще со временем поведение Эвфрона должно было преисполниться большой самостоятельности, гораздо большей, чем это могло устраивать его союзников и покровителей. В особенности аркадяне, чье положение после нового отпадения ахейских городов к Спарте (в начале 366 г.) сильно ухудшилось (ibid., VII, 1, 43), имели основания беспокоиться за положение в Сикионе. Не доверяя Эвфрону и не желая долее компрометировать себя связью с откровенно тираническим режимом, они решили — и довольно скоро — положить конец ими же вызванной к жизни тирании. В начале лета 366 г. аркадский стратег Эней из Стимфала явился с войском в Сикион и, проникнув на акрополь, призвал сикионцев к восстанию (ibid., VII, 3, 1 сл.). Время события определяется на основании указания Ксенофонта, что это произошло примерно в одно время с экспедицией Харета на помощь флиунтянам, а последняя имела место в начале лета 366 г., уже после отпадения ахейских городов к Спарте и незадолго до потери афинянами Оропа.
Поскольку на содействие симпатизировавшего Эвфрону демоса рассчитывать было трудно, Эней обратился к зажиточной и знатной верхушке полиса, именно к той умеренной группировке, которая, сменив крайних олигархов-лаконофилов, правила в Сикионе до выступления Эвфрона. Вступив на акрополь, свидетельствует Ксенофонт, Эней «созывает знатных сикионцев, которые оставались в городе, а также посылает за теми, которые были изгнаны без официального постановления».