Она была сродни гегемонист-ским объединениям типа Афинской или Пелопоннесской архэ или той системе, которая была навязана грекам условиями Анталки-дова мира.
Наконец, не может быть поставлена под сомнение важная роль собственно македонских интересов и в тех решениях, которые определили будущую внешнюю политику нового союза. Война с Персией была неизбежна с точки зрения ближайших державных интересов Македонии. Она была необходима македонскому царю и для того, чтобы придать на будущее надлежащую устойчивость созданной им политической системе. При этом естественной была спекуляция царя на панэллинских, шовинистических настроениях греческого общества. Однако реальная политика определялась именно державными интересами Македонии, а не призывами идеологов панэллинизма.
Сказанное подводит к общему — неутешительному с точки зрения панэллинизма — суждению о Коринфском конгрессе 338/7 г. Событию этому должно быть отведено место не столько в истории собственно эллинской, сколько в истории державной македонской политики, последовательным проводником которой — и только ее одной — был царь Филипп. Оформленное решениями Коринфского конгресса объединение Эллады не было результатом внутреннего, спонтанного развития греческой нации. Это объединение было навязано эллинским полисам силой оружия, а затем закреплено мнимо равноправным соглашением в Коринфе. Ни о создании единого греко-македонского государства, ни даже о фактическом союзе македонской монархии с состоятельной верхушкой греческого общества говорить не приходится. Результатом политического творчества Филиппа II, частью которого был и Коринфский конгресс 338/7 г., явилось создание симмахии, системы искусственной и эфемерной, не пережившей своего творца.
В самом деле, едва весть о смерти Филиппа (336 г.) достигла Греции, как началось всеобщее волнение, и новому македонскому царю Александру пришлось немедленно отправиться в дипломатический вояж по греческим городам для подтверждения своего, унаследованного от Филиппа положения главы греко-македонского союза.