Исидор обещался крепко стоять в православии, но уже на дороге православные спутники стали замечать в нем наклонность к ла-тинству: так, в Юрьеве Ливонском (Дерпте), когда русское народонаселение города вышло к нему навстречу с священниками и крестами и в то же время вышли навстречу немцы с своими крестами, то он подошел сначала к послед-ним. На соборе Исидор принял соединение: между другими побуждениями Иси-дор мог иметь в виду и большие средства к поддержанию единства митропо-лии, большие удобства в положении русского митрополита, когда князья - московский и литовский - не будут разниться в вере. Но в Москве не хоте-ли иметь в виду ничего, кроме поддержания древнего благочестия и когда Исидор, возвратясь в Москву, принес новое и чужое, когда начал назы-ваться легатом папиным и велел носить пред собою крыж латинский и три палицы серебряные, когда на литургии велел поминать папу вместо патриар-хов вселенских, а после литургии велел на амвоне читать грамоту о соеди-нении церквей, когда услыхали, что дух св. исходит от отца и сына, что хлеб бесквасный и квасной может одинаково претворяться в тело Христово и прочие новизны, то великий князь назвал Исидора латинским ересным пре-лестником, волком, велел свести его с митрополичьего двора и посадить в Чудове монастыре под стражу, а сам созвал епископов, архимандритов, игу-менов, монахов и велел им рассмотреть дело. Те нашли, что все это папино дело, несогласное с божественными правилами и преданиями; а между тем Исидор успел бежать из заключения. Великий князь не велел догонять его.
Флорентийский собор заставил наконец решиться на то, что хотел сде-лать Митяй на севере, что сделали потом на юге епископы, поставившие Цамблака. Великий князь отправил в Константинополь грамоту к патриарху. «Прошло уже с лишком 450 лет, - пишет Василий, - как Россия держит древ-нее благочестие, принятое от Византии при св. Владимире.