Зная, что дошедшая до нас первоначальная летопись вышла из рук духо-венства, мы должны теперь обратиться к вопросу: в каком виде дошла до нас эта летопись?
Летопись дошла до нас во множестве списков, из которых самый древний не ранее XIV века; из всех этих списков нет ни одного, в котором бы не было заметно явных вставок, следовательно, все списки летописей, древние и позднейшие, представляются нам в виде сборников. При рассматривании этих списков мы замечаем, что в них начальная летопись о Русской земле, сохраняя явственно одну общую основу, разнится не только по языку, что легко объясняется временем составления того или другого списка или сбор-ника, но также разнится в подробностях событий, и в одних списках недос-тает под известными годами таких событий, какие находим в других. Отсюда рождается первый, главный для историка вопрос: как пользоваться этими подробностями, этими лишними известиями, которые находятся в одних, пре-имущественно позднейших, сборниках и недостают в других. Критика истори-ческая прошедшего столетия решила этот вопрос так, что должно пользо-ваться только известиями, находящимися в древних списках, и считать при-бавочные известия поздних сборников за позднейшие сочинения, вымыслы. Но в наше время при возмужалости исторической критики таким приговором удо-вольствоваться нельзя. Одно обстоятельство позднего составления сборника не может в глазах историка заподозрить верности известий, в нем содержа-щихся, потому что составитель позднейшего сборника, например XVII века, мог пользоваться списками древнейшими, для нас потерянными; следова-тельно, всякое новое известие, находящееся в позднейших сборниках, долж-но быть подвергаемо критике само по себе, без отношения к позднему сос-тавлению. Обычные старинные выражения, что составитель позднейшего, нап-ример Никоновского, сборника выдумал то или другое известие, не находя-щееся в древних харатейных списках, не имеет для нас теперь никакого значения;