можно заподозрить грамоту или известие какое-нибудь, если они говорят в пользу лица или сословия, имеющего близкое отношение к соста-вителю сборника, но и то тогда только, когда эта грамота или известия будут заключать в себе другие подозрительные признаки; легко заметить известие, носящее на себе следы народной фантазии, и занесенное просто-душным составителем летописи в ряд событий достоверных: за это, впрочем, историк должен быть только благодарен составителю сборника, а не упре-кать его самого в выдумке; никто не обязывает верить догадке старинного грамотея, который старается объяснить название известных местностей и для этого придумывает ряд небывалых лиц и событий. Но никто не имеет права сказать, чтобы составитель позднейшего летописного сборника выду-мал событие, случившееся за много веков назад, событие, не имеющее ни с чем связи, событие, ничего не объясняющее, например, что в XI веке в та-ком-то году приходили печенеги на Русскую землю, что Аскольд и Дир ходи-ли на болгар, что в таком-то году крестился хан печенежский, что в та-ком-то году поймали разбойника; подозрительность относительно подобных известий будет служить не в пользу критика. Но освобождение от предрас-судка относительно известий позднейших списков, которых нет в древней-ших, значительно изменяет взгляд наш на летопись. Рассматривая начальную нашу летопись, как по древним спискам, так и позднейшим, более полным, мы прежде всего должны различать известия киевские и новгородские, ибо единовременно с начальною южною, или киевскою, летописью мы должны поло-жить и начальную северную, новгородскую; известия обеих соединены в позднейших списках, каковы так называемый Софийский, Никоновский и дру-гие.
Так, например, Киевская начальная летопись не знает, какую брали дань варяги с северных племен; составитель Софийского списка, пользовавшийся начальною Новгородскою летописью, знает: «от мужа по беле веверице».