Зато вилла превзошла своими размерами чуть ли не все миланские постройки того времени (включая театр Ла Скала и Королевский дворец). Вокруг нее, кстати, таки разбили английский сад, так что за модой миланцам угнаться все же удалось.
В 1802 году вилла послужила резиденцией Наполеону, за что и была переименована в Королевскую. При австрийцах там проживал маршал Радецкий. А с 1921 года сюда въехала Галерея современного искусства (Galleria d’Arte Moderna). Поначалу выставлялись одни только частные коллекции, но в 1930-е годы, когда фашистское правительство решило финансировать музеи из государственной казны, экспозиция была существенно расширена. В середине 1950-х годов специально под музей построили еще один павильон – Павильон современного искусства (Padiglione d’Arte Contemporanea). В 1993 году его пришлось восстанавливать после мафиозных разборок, причем занимался этим сам автор оригинального проекта – совершенно бесплатно. А еще в парке организовали постоянную выставку скульптур Марино Марини (известного в России по «Голове Стравинского»).
Помимо выставочных павильонов и художественных музеев в миланском Городском саду имеется Музей естественной истории (Museo di Storia Naturale). К хранящемуся там стандартному набору скелетов, чучел и диаграмм прилагаются открытые для публики лаборатории и Планетарий (Planetario Ulrico Hoepli) на 600 мест.
Территория Лазарета и проспект Буэнос-Айрес
На старинных планах Милана сразу за Венецианскими воротами видно огромное квадратное сооружение, напоминающее высотой и крепостью стен тюрьму. На самом деле это не тюрьма, а Лазарет (Il Lazzaretto) – чумной госпиталь (1488). Тогдашний герцог создал специальную комиссию, которая долго выбирала для госпиталя место, учитывая направление ветров, автономность стоков и так далее, пока в конце концов не остановилась на восточной окраине города и не утвердила проект больницы на 288 палат, расположенных по периметру здания таким образом, чтобы больные могли не покидая палаты видеть богослужения, проводившиеся на открытом алтаре больничной церкви. Умершие – а число их иногда доходило до трех с половиной тысяч в день – хоронились в братских могилах на кладбище Сан-Джорджо.