В своей основе это было политическое поражение, следствие внутренних противоречий государств полуострова, остроту которых не смягчила даже внешняя опасность, последствия которой многие предвидели. Характерны в этом отношении «пророческие» письма наиболее слабого и подвергавшегося наибольшей угрозе государя Фер-ранте Неаполитанского (умершего накануне французского вторжения), где он, моля о помощи и единении, предсказывал грядущую катастрофу: «Французы ни разу еще не приходили в Италию без того, чтобы не повергнуть ее в прах. А предстоящий их приход, если хорошенько в него вдуматься, будет таков, что повлечет за собой общую гибель, хотя и грозят пока лишь нам одним». Но, как мы видели, эти призывы остались втуне. Каждый думал только о себе, надеясь уйти от опасности путем сепаратных соглашений, с наименьшими потерями, а иногда и с выгодой за счет ослабления соседа.
В Неаполе, несмотря на некоторые меры, принятые Карлом, чтобы обеспечить поддержку торгово-ремесленных кругов и народа (предоставление прав в городском самоуправлении, попытка упорядочить взимание налогов), французам не удалось добиться прочного положения. Надежды, которые возлагали на приход французов некоторые круги Неаполитанского королевства, не сбылись: французы пришли грабить, чем они и занялись в первую очередь— как официально, так и неофициально. Для содержания огромной армии объявлялись все новые поборы. Французская администрация оказалась еще более продажной. Земли и замки широко раздавались французским дворянам из свиты короля. К этому нужно добавить грабежи и бесчинства французских солдат. «Наши не считали итальянцев за людей»,— писал Коммин в своих мемуарах. Для того, чтобы возбудить единодушную ненависть и поставить себя и армию под угрозу всеобщего восстания, Карлу VIII понадобилось всего 50 дней.
Одновременно с севера, из Венеции, пришло грозное известие о создании антифранцузской Лиги, в которую вошли Лодовико Моро, Венеция, папа Александр VI, германский император и Испания.