Что же касается аграрного вопроса, то после победы революции, упрочившей ее экономические и политические позиции, южная буржуазия, обладавшая теперь значительно более обширными земельными владениями, чем 20 лет назад, в еще меньшей степени, чем в 1799 г., могла выступить инициатором аграрных преобразований, отвечавших нуждам крестьян и способных материально заинтересовать их в активной поддержке нового режима. Напротив, важнейшая забота земельной буржуазии состояла в том, чтобы не позволить крестьянам добиться решения вопроса об общинных землях в свою пользу и оградить крупные земельные владения от всякой опасности. Эти настроения находили отражение в политике карбонарского общества. Уже спустя две недели после вступления конституционных сил в Неаполь сочувственно настроенная к карбонариям газета «Друг конституции» поспешила со всей определенностью заявить: «Аграрные законы отвергаются справедливостью и разумом, и публичная власть не дремлет, стоя на страже прав каждого» 168. В программном документе карбонариев Западной Лукании, считавшихся самой радикальной группой карбонарского движения на Юге, раздел, посвященный крестьянству, был сформулирован в нарочито неопределенной форме. В нем лишь говорилось, что «для поощрения почетного занятия сельским трудом... будет оказана поддержка предпочтительно тем, кто нуждается в ней» 169. Действительность показала, таким образом, что попытки сближения карбонариев с крестьянством диктовались преимущественно политическим расчетом— стремлением помешать монархии использовать крестьянские массы как орудие борьбы с революцией.
Низшие радикально настроенные круги карбонарского общества скоро стали обнаруживать недовольство правительством, которое они критиковали за намерение ограничить свободу печати и за пассивность в проведении политики реформ, хотя сами эти круги не смогли выдвинуть четкой программы действий.