После молебна войско и народ двинулись в Кремль, и здесь печаль сменила радость, когда увидали, в каком положении озлобленные иноверцы оставили церкви: везде нечистота, образа рассечены, глаза вывернуты, престолы ободраны; в чанах приготовлена страшная пища - человеческие трупы! Обеднею и молебном в Успенском соборе окончилось великое народное торжество подобное которому видели отцы наши ровно через два века.
Трубецкой поселился в Кремле, на дворе Годунова, куда для совещаний приезжал к нему Пожарский, поместившийся на Арбате, в Воздвиженском монастыре. Козаки по-прежнему не давали им покоя, все требуя жалованья; они позабыли, говорит летописец, что всю казну во многих городах выграбили; однажды ворвались они в Кремль, крича, что побьют начальных людей, дворяне остановили их, и едва между ними и дворянами не дошло до боя. А между тем схватили каких-то подозрительных людей; оказалось, что то были вяземские дети боярские, отобрали у них грамоты, из грамот узнали, что в Вязьме сам король Сигизмунд...
Когда в Варшаве узнали, что дела идут плохо в Москве для поляков, то нашлось много людей, которые сложили всю вину на короля, упрекали его в медленности, в неуменье пользоваться обстоятельствами, требовали, чтоб он как можно скорее шел к Москве и поправил дело, но никто не указывал, с какими средствами, с каким войском королю идти к Москве. Король, однако, пошел; в августе он приехал в Вильну и ждал войска, но войско не являлось ниоткуда, потому что у короля денег не было; кое-как набрал Сигизмунд три тысячи немцев, из которых составил два пехотных полка, и отправился с ними к Смоленску, куда прибыл в октябре месяце. Он надеялся, что конница, или рыцарство, находившееся в Смоленске, примкнет к нему но получил отказ; он созвал коло и в горячей речи умолял войско следовать за ним, но все понапрасну.