Другие несомненно надежные свидетельства энтузиастического отношения современников и сограждан к Алкивиаду находим мы у Ксенофонта, который рассказывает о характерной гордости солдат Алкивиада, привыкших под его водительством одерживать победы и не желавших поэтому смешиваться с воинами, служившими под началом других, менее удачливых командиров (Xen. Hell, I, 2, 15 сл.; ср.: Plut. Ale, 29, 1 сл.). Тот же Ксенофонт рассказывает о всеобщем возбуждении, вызванном в Афинах состоявшимся, наконец, летом 407 г. возвращением Алкивиада на родину (Хеп. Hell., I, 4, 8 сл.)13. Ксенофонт сдержан в своем описании, однако его рассказ можно дополнить рядом деталей, которые сообщают, основываясь главным образом на свидетельствах Эфора, Феопом-па и Дурида, позднейшие писатели (Diod., XIII, 68—69; Plut. Ale, 32 сл.; Athen., XII, 49, p. 535 c-d; Nepos. Ale, 5, 7-6, 5; Justin., V, 4, 7 сл.). В существенной своей части, за вычетом анекдотических подробностей, приводимых Дуридом (они были отвергнуты уже Плутархом), эти сообщения должны соответствовать действительности; едва ли их можно рассматривать как простые измышления дружественной Алкивиаду традиции.
Итак, по единодушному свидетельству древних авторов, в тот день для встречи прославленного полководца и победоносного войска в Пирей сошлись чуть ли не все жители Афин. Всех в особенности тянуло посмотреть на Алкивиада, и хотя не было недостатка в таких, которые видели в Алкивиаде виновника всех прошлых бед и вообще относились к нему с подозрением, большинство было настроено весьма доброжелательно, а когда Алкивиад сошел на берег, эта доброжелательность превратилась в восторг. Алкивиада осыпали приветствиями, увенчивали лавровыми венками и тениями (головными повязками) (Plut. Ale, 32, 3; Nepos. Ale, 6, 3), удостаивая его таким образом награды, которая обычно полагалась атлетам — победителям на общегреческих празднествах, но которую с некоторых пор стали переносить и на удачливых полководцев.