Равным образом и Г. Берве в последней своей работе о греческой тирании, касаясь опасных тенденций возрастания роли и значения отдельной личности в классическом полисе, останавливается на особенностях карьеры Лисандра и, хотя и отрицает наличие у него тиранических замыслов, своим позитивным отношением к традиции и вниманием к возможностям конфликта между сильной личностью и государством в Спарте стимулирует интерес к исследованию избранной нами темы.
По-видимому, обнаружившаяся в работах Лотце и Берве тенденция средней линии единственно верная; она предостерегает от крайностей и слишком широких обобщений и слишком глубокого скепсиса. Придерживаясь этой линии, мы попытаемся еще раз проследить развитие отношений между личностью и государством в Спарте, тем более что тема эта не нашла полного отражения у Лотце и лишь конспективно изложена у Берве.
Выше, на примере Афин, мы убедились в том, как сильно могло возрасти во время Пелопоннесской войны политическое значение отдельной личности, и как много тревог и неприятностей могло доставить это обстоятельство гражданам полиса. Не осталась совершенно в стороне от всего этого и Спарта.
Спартанское государство, пройдя в ранний период через полосу неизбежных смут, затем в течение долгого времени было эталоном стабильности и порядка. Консервативная конституция, связанная с именем полулегендарного законодателя Ликурга, служила надежной гарантией против происков любых честолюбцев, и спартанцы могли гордиться тем, что они с давних пор жили в условиях законности и никогда не были подвластны тиранам. Однако в последней трети V в. в связи с участием Спарты в Пелопоннесской войне эта стабильность была существенно поколеблена. Чрезвычайная ситуация военного времени, затянувшаяся на долгие годы, постепенно расшатала устои традиционного спартанского космоса (порядка) и, конечно, развязала энергию отдельных честолюбцев.