Показательны в этом отношении содержательные перечни таких режимов у Демосфена (XVIII, 295) и Полибия (XVIII, 14, 1 сл.), а ведь эти перечни, без сомнения, носят выборочный характер, включая лишь наиболее яркие примеры. В общем, не подлежит сомнению массовый характер совершавшегося в позднеклассический период возрождения тирании (что это возрождение носило в значительной степени искусственный характер, нас сейчас не интересует). Эта массовость должна быть учтена при общей оценке исторической роли, которую суждено было сыграть младшей тирании в Греции.
Во-вторых, важно подчеркнуть, что возрождавшиеся в позднеклассический период авторитарные режимы носили весьма разнообразный характер. С одной стороны, очевидны различия в способе возникновения. Большая часть из указанных выше режимов, те именно, об установлении которых мы располагаем какими-то сведениями, являет собой пример возникновения тирании главным образом вследствие чужеземного вмешательства, которое, впрочем, всегда предполагало наличие на месте более или менее накаленной обстановки. Между тем были, очевидно, и такие случаи, когда причиною установления авторитарного режима оказывалось спонтанное, внутреннее развитие или по крайней мере равноправное взаимодействие внутренних и внешних факторов. Это можно предположить для режимов Фрикодема в Эанфии и Каллия в Халкиде, а ниже мы увидим, что это с определенностью устанавливается для авторитарных режимов в Фессалии и в Фокиде.
С другой стороны, есть все основания утверждать, что у авторитарных режимов позднеклассического периода были различия и в форме и в принципах существования. Так, среди перечисленных выше режимов одни были, по-видимому, тираниями в обычном смысле этого слова (правления Фрикодема в Эанфии, Неогена в Орее, Плутарха в Эретрии, Херона в Пеллене), другие — корпоративными тираниями, близкими по характеру режиму Тридцати в Афинах или правлению Архия и его друзей в Фивах (правления, возглавлявшиеся в Орее — Филистидом, в Эретрии — Клитархом, в Сикионе — Ари-стратом, в Аргосе — Мнасеем).