Впрочем, кроме чужеземных денег и наемников, Гермократ определенно рассчитывал на помощь своих сторонникрв в самих Сиракузах, и прежде всего тех военных, которые, по.сввдительству Ксенофонта, столь пылко выразили ему свою солидарность при расставании в Милете; ведь еще тем же летом сиракузская эскадра была отозвана на родину.
Что у Гермократа в Сиракузах имелась группа личных приверженцев — «друзей», это прямо подтверждается свидетельствами Диодора в рассказе о последующих попытках Гермократа проложить себе путь к возвращению (Diod., XIII, 63, 3; 75, 6 сл.). При этом к числу близких друзей Гермократа в Сиракузах могли относиться не только молодые и незнатные честолюбцы, вроде Дионисия, мечтавшие возвыситься, держась за полу плаща Гермократа, но и отдельные влиятельные граждане, такие, например, как Гиппарин и Филист, которые позднее поддержали Дионисия и могли, стало быть, с сочувствием отнестись и к предприятию Гермократа, в противоположность остальной части полисной элиты, которая в принципе отнеслась враждебно и к выступлению Гермократа, и к выступлению Дионисия.
С полученными от Фарнабаза деньгами Гермократ явился в Пелопоннес и здесь, в Мессении, построил 5 триер и навербовал 1000 наемников (Diod., XIII, 63, 2, где место строительства кораблей — Мессения — спутано с местом высадки в Сицилии — Мессаной). С этими силами он, как кажется, помог спартанцам при взятии обратно Пилоса зимой 409/8 г. Весной 408 г. мы застаем Гермократа и его брата Проксена примкнувшими к лакедемонскому посольству, которое направлялось к персидскому царю (Xen. Hell., I, 3, 13). Возможно, впрочем, что цель самого Гермократа была не столь далекой и что он отправился снова в Малую Азию просто для того, чтобы еще раз повидать своего покровителя Фарнабаза. Наконец летом 408 г. приготовления к возвращению были закончены и Гермократ во главе своего небольшого отряда отплыл в Сицилию (Diod., XIII, 63, 1 сл.).
В Сицилии Гермократ застал тревожную ситуацию. Только что прошла первая волна карфагенского нашествия, стершая с лица земли Селинунт и Гимеру, и все греческое население острова жило в страхе перед возможным возобновлением карфагенских атак.