Это свершавшееся во время похода перерождение македонской монархии не обходилось без недоразумений в отношениях между порывистым и нетерпеливым царем и его воспитанным в патриархальных традициях окружением. Известно, как решительно подавлял Александр голоса протеста, раздававшиеся среди его македонских соратников. Здесь, однако, надо подчеркнуть, что с греками царь склонен был церемониться еще меньше. Доказательство — безжалостная расправа над сопровождавшим его в походе греческим историком Каллисфеном, который согласен был прославлять Александра как борца за общеэллинское дело, но решительно отказался признать новый обычай приветствовать царя глубоким поклоном (проскинесис).
Вообще, сколь бы внешним ни было панэллинское прикрытие восточного похода, в 330 г., после захвата сердца Персидской империи, было покончено и с этим. В Экбатанах греческие контингента были отпущены домой, и оставшиеся этапы похода — завоевание Восточного Ирана и Западной Индии, экспедиция по Гидаспу и Инду, равно как и продвижения по Центральному и Южному Ирану на обратном пути, — были проделаны Александром вполне однозначно в качестве македонского царя, исключительно по собственной инициативе и собственными силами.
С завершением грандиозных завоеваний на Востоке и созданием небывалой по масштабам мировой империи державная тенденция в политике Александра по отношению к грекам должна была окончательно и безоговорочно возобладать. Когда по возвращении из похода царь направил греческим полисам указы с требованиями возвратить изгнанников и почитать его самого как новоявленное божество, стало очевидно окончательное низведение Эллады до положения подвластной мировому властелину провинции. Ведь требование вернуть изгнанников, какими бы соображениями оно ни мотивировалось, означало грубое вмешательство македонского царя во внутренние дела Эллады, более того — прямое попрание им возобновленного им же самим Коринфского договора.