Уже в первых числах августа от правительств Антанты пришло первое предложение Италии выступить на их стороне. Начались переговоры, которые шли в глубочайшей тайне. Готовясь расплачиваться из чужого кошелька, дипломаты Антанты не скупились: они обещали Италии принадлежавшие Австро-Венгрии Трентино и Триест, албанскую Валлону, готовы были благожелательно рассмотреть вопрос о выделении ей «доли» турецкого наследства. Но итальянская армия еще не оправилась после колониальной войны с Турцией, а для подготовки общественного мнения к столь резкому повороту от Тройственного союза к Антанте требовалось время, и, самое главное, конечная победа Антанты отнюдь еще не была очевидна.
В середине августа 1914 г., когда немецкая армия, сдерживаемая героическим сопротивлением бельгийцев, топталась у Льежа, переговоры Италии с Антантой шли бойко. Но, когда немецкие армии вторглись во Францию, благоразумие в Италии взяло верх, и итальянский министр иностранных дел Сан-Джулиано начал избегать встреч с дипломатами Антанты. А в последних числах августа, когда немцы грозили Парижу, правительствам Антанты было и вовсе сообщено, что Италия решила соблюдать нейтралитет. Им, однако, тут же дали понять, что это решение — не окончательное и может быть пересмотрено, если обстоятельства изменятся3 (т. е. если военное счастье окажется на их стороне). Самое выступление Италии, буде оно состоится, — было отложено итальянским правительством до весны. Держалось все это в тайне.
В октябре 1914 г. Сан-Джулиано умер. Новый министр иностранных дел, барон Сидней Соннино, считался до начала первой мировой войны сторонником Тройственного союза. Склоня ясь теперь к выступлению на стороне Антанты, он считал все же необходимым предварительно выяснить: не сможет ли Италия получить у Австро-Венгрии за сохранение нейтралитета «компенсацию», которую Антанта предлагает в качестве платы за опасности и риск войны. В декабре 1914 г. он поручил своему послу в Вене вступить на эту тему в тайные переговоры с Австро-Венгрией.