Биржи, дабы прекратить начавшееся падение курсов, спешно закрыли. Правительственный аппарат в местностях, которым грозило вражеское нашествие, фактически распался (многие чиновники удирали вместе с населением, иногда впереди его), в местностях же более отдаленных он не справлялся с возросшими задачами. Железнодорожное движение сначала прекратилось в зоне отступления (где полотно железных дорог было до предела забито уходящими в тыл солдатами), потом почти полностью прекратилось во всех остальных районах страны. Снабжение продовольствием населения многих городов и местностей стало фактически невозможным.
Правящая верхушка была в первые дни поражения точно парализована ужасом. Ее положение, и без того нелегкое, еще более осложнялось тем, что 24 октября, когда о событиях на фронте в Риме еще только распространялись смутные слухи, кабинет Бозелли подал в отставку, не выдержав наскоков стронников и противников военной диктатуры. Сформировать новое правительство в условиях поражения, несмотря на истерические призывы итальянской буржуазной прессы к единству, оказалось нелегко. В правящем стане раздавались голоса в пользу заключения сепаратного мира, шли слухи о создании с этой целью кабинета Джолитти и толки об отречении короля.
Как ни трагично было положение на фронте, страх перед собственным народом терзал в эти дни итальянских буржуа и помещиков не меньше, если не больше, чем страх перед врагом.
«Когда австрийское войско прорвется в Венецианскую равнину,— писал Джолитти генерал-лейтенант Роффри,— с обороной будет покончено... Толпы рабочих останутся без работы, и голод заставит их присоединиться к массам дезертиров. Будет бунт, потом революция...». Многие разделяли эти опасения.
Насколько они были обоснованны,— на этот вопрос исчерпывающе ответить можно было лишь после детального обследования итальянских архивов. Итальянская буржуазная пресса в дни поражения и итальянская буржуазная историография по сей день настойчиво твердят об охватившем итальянские народные массы в дни поражения «патриотическом воодушевлении».