Страбон (XI, 525) сообщает: «Мидийцы, однако, как говорят, являются родоначальниками обычаев армян и еще раньше персов, их владык и преемников господства в Азии. Например, так называемая персидская „стола", их страсть к стрельбе из лука и верховой езде, служение царям, царские облачения и божественное почитание царей подданными перешли к персам от ми-дийцев». Далее он пишет, что подражание мидянам было особенно сильным в одежде, исключая только юг (?), где персы восприняли одежду покоренных народов (эламитов). Имеется несколько указаний на то, что многие элементы титулатуры ахеменидских царей были выработаны уже в Мидийской державе.
Может показаться весьма заманчивой попытка возвести формулы титулования, символику, а также концепцию царской власти в Иране к индоевропейским прототипам или считать их заимствованными из Месопотамии. Следует иметь в виду еще один возможный источник — представления о царской власти, существующие едва ли не в любом обществе. При рассмотрении этих трех основных гипотез о происхождении концепции Царства в ахеменидском Иране приходится считаться и со многими сопутствующими представлениями и верованиями, которые в ходе истории наслаиваются на первоначальные идеи и весьма искусно изменяют их. К счастью, в последние годы появилось несколько исследований, где рассматриваются сакральный и светский аспекты царской власти в Иране, в том числе обобщающая работа Георга Виденгрена77. Основные ее выводы сводятся к следующему. У древних иранцев, как и других индоевропейских народов, царь выбирался из определенного рода, считавшегося обладателем права на законную власть (харизма царства). Избирало царя народное собрание, в рассматриваемый период—собрание воинов, древнеперс. kara «народ-войско», причем в ахеменидском Иране избранный был не просто царем, а царем царей. Особа его священна, он происходит от богов. Дворцовый церемониал, особенно обычай простирания перед царем (греч. proskynesis), отражает божественный статут ахеменидского правителя.