Однако, полагает Штроекер, было бы не справедливо из-за этого несовершенства политического творчества Дионисия умалять его историческое значение. Путь был намечен правильно, но дойти до его конца было еще невозможно. Несовершенство здания, возведенного Дионисием, отражает особенности исторического периода — двойственность и противоречивость переходного времени между классикой и эллинизмом.
Иное воплощение получила комплексная точка зрения у Берве. Автор последнего монументального труда по истории греческой тирании высоко оценивает личные качества Дионисия: его волю и энергию, его талант организатора и реализм политика (лишь по поводу его военных дарований делаются существенные оговорки)33. Берве не отрицает также известного политического новаторства сиракузского правителя: «Что составленный им план объединения всей Сицилии, после изгнания карфагенян, в одно политическое единство, хотя и не смог быть полностью осуществлен, все же открыл новую эпоху в истории Сицилии и как идея (als Idee) оказывал свое воздействие вплоть до времени римского завоевания, это неоспоримо».
Однако получила ли эта новая идея исторически значимое воплощение в творчестве самого Дионисия? На этот вопрос Берве отвечает отрицательно: ни субъективно, своею волею и намерением, ни объективно, «посредством элементарной силы своего эгоистического стремления к власти», Дионисий не стал творцом нового политического порядка, который мог обеспечить западным грекам дальнейшее независимое развитие, защитить их от угроз варварской периферии. Главное состояло в том, что «территориальная монархия Дионисия с характерными для нее подавлением и уничтожением эллинских общин, хотя и могла держаться силой его выдающейся личности и выполняла указанные внешнеполитические задачи, тем не менее пренебрежением к полисной автономии сама лишила себя того базиса, который мог обеспечить ей длительность существования».