По свидетельству Псевдо-Демосфена, в договоре было определено, что заботиться о поддержании гражданского мира должны «члены синедриона и лица, поставленные на страже общего дела», где под «лицами, поставленными на страже общего дела», надо понимать, по всей видимости, македонского царя или его представителей. По существу, о. том же свидетельствует и текст официальной присяги:
«И буду воевать со всяким, нарушающим общий мир, согласно тому, как решит общий синедрион и прикажет гегемон».
Правда, как раз последняя фраза может дать повод к заключению о высокой политической роли синедриона, о том, что именно он принимал принципиальные решения, между тем как гегемон лишь руководил их практическим осуществлением. Однако такое заключение будет основываться лишь на формальном анализе фразы, а не на сути дела. По существу же важно то, что только один гегемон — македонский царь — обладал реальной силой для проведения в жизнь любых решений. Это лишало представительный орган греков реального политического значения и низводило его до уровня младшего партнера с совещательным голосом.
Таким образом, было бы неверно усматривать в раздельном существовании синедриона эллинов и гегемона какой-то реальный политический дуализм или разделение властей в новом союзе и на этом основании делать вывод о равноправном сотрудничестве двух заключивших его сторон. Разделение властей было здесь видимым, а сотрудничество — фиктивным. Напротив, то обстоятельство, что один из партнеров в новом союзе — именно македонский царь — был одновременно и гегемоном и только он один обладал реальной политической силой, делает это объединение безусловно похожим на прежние симмахии гегемонистского типа. От Пелопоннесского или от Афинских союзов новое объединение отличалось не характером, а количеством вошедших в него общин (почти все, за исключением, кажется, одной Спарты) и более разработанными организационными формами.