Конечно, сама идея похода в Сицилию не была изобретением Алкивиада; задолго до этого, в 427 и 425 гг., афиняне уже организовывали предприятия подобного рода; однако Алкивиаду этот своеобразный Drang nach Westen был обязан своим размахом, ясностью поставленной цели и грандиозностью замысла в связи с общей переориентацией политики и войны (Thuc, VI, 15 сл.; Diod., XII, 84, 1; Plut. Ale, 17 сл.; Nic, 12 сл.; Nepos. Ale, 3, 1; ср.: Justin., V, 1, 1). Позднее, в сложной ситуации 411— 408 гг., когда Афины находились уже на грани поражения, энергичные действия вновь возглавившего афинский флот Алкивиада вернули афинянам контроль над проливами, укрепили их общее положение на море и вселили в их ослабевшие души новые неожиданные надежды (Thuc, VIII, 81 сл.; Хеп. Hell., I, 1-3; lsocr., XVI, 16 сл.; Diod., XIII, 37 сл.; Plut. Ale, 26 сл.; Nepos. Ale, 5, 4 сл.; Justin., V, 3, 6 сл.).
Что во всех этих действиях Алкивиада подхлестывала прежде всего жажда личной славы и возвышения, это не снижает значения самих этих несомненно выдающихся свершений. Между тем как раз то, что еще, помимо честолюбия и эгоизма, порицали его политические противники, — его молодость и безрассудство (см. в речи Никия у Фукидида — Thuc, VI, 12, 2—13, 1), — как раз это, он мог это с полным правом подчеркнуть, и было одной из главных причин его поразительных успехов (см. ответ Алкивиада — ibid., VI, 17, 1).
Понятно, что эти успехи Алкивиада создавали ему невероятную популярность, особенно среди воинов и в массе простого народа. В промежутке между Никиевым миром и Сицилийской экспедицией его авторитет непрерывно возрастал и достиг своей кульминации к 416—415 гг., что нашло отражение косвенным образом в проведении остракизма в 416 г., а более непосредственно в ответственном и почетном назначении Алкивиада одним из трех стратегов-автокра-торов, на которых возлагалось руководство Сицилийской экспедицией (Thuc, VI, 8, 2; 26, 1; Diod., XII, 84, 3; XIII, 2, 1; Plut. Ale, 18, 1 сл.; Nic, 12, 4 сл.; Nepos. Ale, 3, 1; Justin., IV, 4, 3).