Платон, живший уже в IV в., особое внимание обращал на непомерный рост богатства и роскоши в сицилийских городах (Plat. Ер., VII, р. 326 Ь), на неслыханные претензии могущественных лиц и обусловленную этим непрерывную смену форм правления, среди которых он упоминает и тиранию (р. 326 d). С другой стороны, тот же Платон утверждение тирании Дионисия в Сиракузах в конце V в. прямо ставил в связь с неимоверно возросшей варварской, именно карфагенской опасностью (Ер., VIII, р. 353 а—с). Наконец, Диодор, который жил на рубеже эллинистического и римского периодов (I в. до н. э.) и потому мог оценить общий ход политической истории греков, не решаясь вдаваться в причины, все-таки отметил самый факт того, что нигде попытки захвата единоличной власти не повторялись так часто, как в Сицилии (Diod., XIX, 1, 1 сл.).
Как бы там ни было, пышное развитие тирании на периферии греческого мира и в первую очередь в Сицилии — факт очевидный. Блестящие тому подтверждения — тирания сицилийских Дейноменидов Гелона, Гиерона I и Фрасибула в архаическую эпоху, тирания обоих Дионисиев — отца и сына — в позднекласси-ческую, тирания Агафокла и Гиерона II — в эллинистическую. Для нас сейчас особый интерес представляет история Дионисия Старшего, поскольку она дает возможность заново проследить и во многих пунктах уточнить тот процесс возрождения тирании в позднеклассическую эпоху, который ранее мы попытались показать на материале полисов Балканской Греции.
Явившаяся к жизни в ходе острого политического кризиса в конце V в. до н. э., вторая сиракузская тирания оказалась весьма прочной и продолжительной. Ее основатель Дионисий I (405— 367) сумел удержать власть, несмотря на огромные трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в начале своего правления. Ни неудачный исход первой войны с карфагенянами (началась еще до прихода Дионисия к власти, закончилась в 405 г.), ни два подряд восстания сиракузян (мятеж всадников в 405 и общее восстание в 404 г.) не сокрушили новый режим.