Если, таким образом, нельзя отрицать известной конституционности единоличного правления Дионисия, то, с другой стороны, неоспоримо и монархическое, или тираническое, существо его власти. Не говоря уже о Г. Г. Плассе, который только это и считал характерным для режима Дионисия, тот же К. Ю. Белох, при всем его стремлении объяснить власть Дионисия полномочиями страте-га-автократора, не мог не сделать существенной оговорки: «На самом деле, конечно, положение Дионисия было совсем иным, чем положение стратегов при демократии, ибо у него не было коллег и он занимал свою должность всю жизнь, а стало быть, ему не надо было и давать отчета, в особенности же потому, что он мог опереться на постоянное войско наемников. Равным образом и Б. Низе отмечал, что власть Дионисия поддерживалась насилием. Все же у Белоха дело ограничилось оговоркой, а у Низе — констатацией факта; детальное рассмотрение этот аспект проблемы получил у представителей новейшего критического направления — сначала у М. Шее-ле, а затем у К. Ф. Штроекера и Г. Берве, чьи наблюдения будут теперь для нас весьма полезны.
Прежде всего бросается в глаза быстрое и недвусмысленное перерождение власти Дионисия из чрезвычайной республиканской в монархическую. Знаменательным, впрочем, было уже само назначение Дионисия в стратеги-автократоры. Хотя это назначение формально оставалось в рамках республиканской конституции (власть стратега-автократора была республиканской магистратурой), для демагога, метившего в тираны, каким был Дионисий, оно оказывалось мостом к достижению единоличной монархической власти. В тех условиях, как справедливо отметили М. Шееле и К. Ф. Штрое-кер, избрание Дионисия в стратеги-автократоры уже означало победу монархического начала над республиканским, как олигархическим, так и демократическим в равной степени. С созданием в Леонтинах личной охраны Дионисием был сделан решительный шаг к утверждению своего монархического положения, а с возвращением войска из Леонтин в Сиракузы, окончательная трансформация квазинародного простата в тирана стала фактом, который был очевиден для сиракузян и, если верить традиции, не скрывался и самим Дионисием.