Террор массовым голодом с весны 1933 года являлся «воспитательной» мерой, о чем красноречиво свидетельствовало письмо С.В.Косиора от 15 марта 1933 года. В нем, в частности, говорилось: «То, что голодание не научило еще очень многих колхозников уму-разуму, показывает неудовлетворительная подготовка к севу как раз в наиболее неблагополучных (т. е. голодающих — В. С, Л. Р.) районах».
За сопротивление чрезмерному выкачиванию продовольствия в 1933 году диктатором Украины П. П. По-стышевым были сняты с работы 237 секретарей райкомов, 249 председателей райисполкомов, 158 руководителей районных контрольных комиссий, в украинские села «высадили десант» из 15 тысяч правоверных догматиков, готовых на все ради выполнения планов. С марта 1933 года органы ОГПУ искали «козлов отпущения» за голод — ветеринаров, зоотехников, колхозных счетоводов, кладовщиков, конюхов, бригадиров, работников наркоматов земледелия и совхозов.
По некоторым данным, за 1932 — лето 1933 года от голода в Украине скончались 3,3—3,5 миллиона человек, затем с осени 1933 до лета 1934-го наблюдалась высокая смертность от тифа, переедания, в результате самоубийств или самосудов над людоедами и трупоедами фактически массовая коллективизация и связанный с нею голодомор на селе являлись социоцидом, т. е. уничтожением класса мелких собственников. Новая категория крестьян украинской деревни — колхозники в ранге пролетариев, считались «хозяевами производства», ликвидировалось понятие «стоимость рабочей силы» в сельском хозяйстве, рынки стали рудиментами частной собственности, вызывали подозрение, поскольку у власти не могли установить тотальный контроль над ними.
Украинские села умирали молча, даже случаев спонтанного протеста наблюдалось крайне мало. Не удивительно — на селе не осталось лидеров и, кроме того, разительно изменился менталитет крестьянства. Уже в 1927 году подавляющему большинству сельских жителей УССР были свойственны эгоцентризм, подчеркнутый индивидуализм, углубленность исключительно в свой внутренний мир.