Действительно, в глазах афинян Алкивиад всегда — а тогда, конечно, более чем когда-либо — был наиболее вероятным кандидатом в тираны. Целый ряд античных авторов свидетельствует об опасениях, которые внушал на этот счет своим согражданам Алкивиад — как своим вызывающим поведением в личной жизни, так и особенным, необычайным характером своей политической деятельности1. Об этом писал уже современник Фукидид. В сицилийском логосе, разъясняя наперед ненормальный характер отношений, сложившихся между полководцем и народом, он отмечал: «Большинство афинян испугалось крайней распущенности Алкивиада в его личной жизни и его широких планов во всем том, что он делал в каждом конкретном случае; опасаясь стремлений Алкивиада к тирании, они стали во враждебные к нему отношения (Thuc, VI, 15, 4).
Несомненно опирался на все еще живую устную традицию автор дошедшей под именем Андокида речи «Против Алкивиада» (ее считают произведением какого-то софиста IV в. до н. э.)16. Оратор, который, по мысли автора, должен был произносить эту речь, разбирает поведение Алкивиада в личной жизни и подчеркивает его высокомерие, нежелание находиться в равном положении с другими, стремление стать выше законов и властей (см. в особенности § 13, 16, 19). Изобличая Алкивиада, он предупреждает афинян против опасности тирании: «Благоразумным людям следует остерегаться граждан, которые возносятся слишком высоко; надо помнить, что именно такие граждане и устанавливают тирании» (Ps.-Andoc, IV, 24). А несколько ниже прямо уже обвиняет Алкивиада в действиях на манер тирана: «Демократию он не ставит ни во что, на словах прикидывается вожаком народа, а на деле поступает как настоящий тиран» (ibid., § 27).
С той же точки зрения, т. е. имея в виду главным образом поведение Алкивиада в личной жизни и используя те же примеры, что и Псевдо-Андокид, оценивает характер Алкивиада Плутарх, подчеркивая, какие сильные опасения внушал он своими экстравагантными выходками части афинских граждан: «Видя все это, почтенные граждане негодовали и с омерзением отплевывались, но в то же время страшились его презрения к законам и обычаям, угадывая в этом нечто чудовищное и грозящее тиранией» (Plut. Ale, 16, 1—2). И несколько ниже, после ряда новых примеров: «Но людям пожилым и это было не по душе: всё это, твердили они, отдает тиранией и беззаконием» (ibid., § 7).