Это очень отчетливо обнаружилось в 1447 г., когда после смерти Филиппо-Мариа Висконти все города дуката, кроме Новары и Алессандрии, объявили о своей независимости от Милана.
Противоречия между столицей и остальными городами дуката дополнялись противоречиями между столичным и провинциальным дворянством. Последнее было крайне недовольно ограничением доступа к государственному управлению (в состав Тайного герцогского совета входила только столичная аристократия), к государственному аппарату, а следовательно, и к эксплуатации государственного фиска. Назревал также конфликт между герцогом и аристократическо-купеческой олигархией Милана. Достаточно мощная и сплоченная, она, способствуя укреплению герцогской власти, рассчитывала использовать ее как прямое орудие в собственных интересах. Усиление абсолютистских тенденций Лодовико Моро лишало ее такой надежды. При первом же появлении французов близ Милана в 1499 г. этот давно намечавшийся разрыв стал реальностью. Миланская олигархия при поддержке средней буржуазии и народа открыто перешла на сторону завоевателей.
Можно ли на основании приведенного выше перечня внутренних противоречий, характеризующих положение Миланского государства накануне похода Карла VIII, говорить об инволюции миланской синьории, об отходе ее правителя Лодовико Моро от политики своих предшественников, неизменно ограничивавших права феодалов (Моро вновь ввел в практику продажу феодов со всеми юридическими прерогативами), патронировавших торговлю и промышленность, искавших поддержку у буржуазии и в бюрократическом аппарате? 14 Вряд ли. Как и его предшественники, Моро отлично понимал необходимость такой политики для процветания государства, необходимость тесного контакта с буржуазией для упрочения собственной власти. Но напомним, что Моро пришлось как бы заново утверждать эту власть в государстве, узурпировав ее у своего племянника. В этом он, как и его предшественники, опирался главным образом на ломбардское дворянство.