Потом у меня с боярами многие статьи переменены против договора, спросите об этом дворян, Ивана Измайлова с товарищами, которые приехали со мною к королю бить челом о поместьях: они вам скажут, как со мною бояре в Москве делали и советовались. По их примеру и вы здесь с панами так же делайте, чтоб было к королевской чести и к вашей пользе. Грамота, что послана из Москвы в Смоленск, была у меня, но в ней писано то, что вы хотели; а я писать не приказывал, не заказывал. Знаю я мой договор, чтоб из пушек по Смоленску не бить и никакой тесноты не делать, и король этот договор выполняет. А чтоб смольняне отца с сыном не разделяли и крест целовали обоим, то вам надобно сделать для чести королевской. Если же вы этого смольнянам не прикажете, то наши сенаторы говорят, что король за честь свою станет мстить, а мы за честь государя своего помереть готовы, и потому Смоленску будет худо. Не упрямьтесь, исполните волю королевскую, а как Смоленск сдастся, тогда об уходе королевском договор напишем».
«Попомни бога и душу свою, Станислав Станиславич! - отвечали послы, - в записи, данной Елецкому и Волуеву, прямо написано, что когда смольняне королевичу крест поцелуют, то король отойдет от Смоленска, порухи и насильства городу не будет, все порубежные города будут к Московскому государству по-прежнему. Мы надеялись от тебя помощи, что ты за свое крестное целование станешь, за Московское государство королю будешь бить челом, а своей братьи, панам сенаторам, говорить, чтоб и они короля приводили на унятие крови. Ты говоришь, что после нашего отъезда у тебя с боярами во многом договор переменен, и ссылаешься на дворян, Ивана Измайлова с товарищами, но мы их и спрашивать не хотим: надобна нам от бояр грамота, а словам таких людей, которые за поместьями к королю приезжают, верить нельзя. В договоре статья была написана, что при государе королевиче польским и литовским людям у земских дел в приказах не быть и не владеть; а теперь и до государева приходу уже поместья и вотчины раздают.