О «научных подвигах» последнего читаем в его древней биографии: «В Александрии, в Музее он (Адриан) поставил специалистам много вопросов, и на эти поставленные им вопросы сам же ответил».
Все же свобода ученых сотрудников Александрийского Мусейона не была абсолютной. Конечно, они зависели от тех, кто их содержал, — от египетских царей, а позднее от римских императоров. Сходство их зависимого положения с жизнью содержащихся в клетках дорогих певчих птиц бросалась в глаза уже в древности. «Силлограф Тимон Флиунтский, — свидетельствует Афиней, — где-то называет Мусейон корзинкой, насмехаясь над содержавшимися в нем философами, потому что они питаются там, словно в какой-нибудь клетке, подобно дорогим птицам:
Народу много кормится в Египте многолюдном, Книгомарателей, ведущих вечно споры В корзинке Муз».
Судьба Александрийского Мусейона. Высший расцвет Мусейона падает на раннюю пору при Птолемеях II и III (годы правления соответственно 282—246 и 246—222). При Птолемее VIII Эвергете II (170—116) обозначается глубокий спад: преследование царем друзей его брата Птолемея Филометора побудило всех именитых ученых к бегству в Пергам, на Родос, в Афины и другие места). Царь даже назначил тогда главой библиотеки одного из своих офицеров — Кидаса. Но даже и после приглашения новых членов Мусейон не достигал более прежнего значения.
Со времени Августа заботу о Мусейоне приняли на себя римские императоры, правда, подчас несколько своеобразным способом; так, например, Клавдий основал собственный, второй Мусейон (Suet. Claud., 42, 2). В раннее императорское время, как кажется, особенно процветали филологические занятия, представленные, к примеру, такими учеными, как Феон, Трифон, Апион.