О таком расселении кровнородственными группами свидетельствуют также и данные топонимики, а именно наличие в целом ряде областей Италии — притом не только Северной и Средней (Ломбардии, Пьемонте и Сполето) — в составе названий населенных пунктов слова fara. Кроме того, fara упоминается в самом Эдикте Ротари, где свободному лангобарду предоставляется возможность переселяться с разрешения короля в пределах Лангобардского королевства вместе со своею fara (§ 177) (очевидно, с родственниками).Факт подчинения кровнородственных групп лангобардов военным вождям ярко отображен у Павла Диакона в характерном рассказе об условиях назначения королем Альбоином Гизульфа герцогом Фриуля. Согласно этому рассказу, Гизульф отказался принять назначение на должность герцога города Фороюли и его области (т. е. Фриуля) прежде, чем в его распоряжение будут предоставлены группы сородичей, именуемые farae. Конечно, одному герцогу подчинялось несколько кровнородственных групп. Это видно из того, что Гизульф, став герцогом Фриуля, сам избрал себе наиболее знатные farae — по-видимому, не только для военного командования ими, но и для совместного проживания с ними.
Из последнего обстоятельства явствует, что знатные farae составляли какую-то опору для герцога. Но под его командованием в данной области находились, вероятно, и кровнородственные группы простых свободных лангобардов. Может быть, farae в период завоевания были еще более обширными кровнородственными группами, но в течение конца VI и первой половины VII в. они уже разложились и их место заняли домовые общины большой семьи. Весьма возможно, что именно в пользу этих farae и взимались трети доходов римских поссессоров. Для способа поселения лангобардских farae весьма показательно отсутствие упоминаний в источниках (в том числе и у Павла Диакона) о смешанных римско-лангобардских населенных пунктах, которые были, например, у бургундов, хотя вначале родовые союзы бургундских воинов-земледельцев (faramanni) расселялись большими семьями отдельно от римлян.