Образцом такого конкретно-исторического подхода могут служить замечания Г. Берве в его последней книге о греческой тирани6, однако краткость этих замечаний, ограничивающихся сугубою оценкою тиранических черт и стремлений Алкивиада, не снимает необходимости нового рассмотрения этой темы во всей ее полноте. В Афинах, как и в любом другом греческом городе, никогда не было недостатка в честолюбивых, энергичных людях, мечтавших о политической карьере. Однако со времени реформ Клисфена и в особенности в результате последовательного применения остракизма полис постепенно взял под свой контроль честолюбивые устремления отдельных личностей. «Воля к власти» отдельных знатных лиц (ибо, как правило, только представители знати и обладали надлежащей подготовкой и реальной возможностью для активной политической деятельности) могла быть реализована лишь в тех рамках, которые были установлены законом полиса. На протяжении ряда десятилетий это правило оставалось в силе. Фемистокл и Аристид, Кимон и Эфиальт, Перикл и Фукидид, сын Мелесия, — все эти политические лидеры должны были соразмерять свою деятельность с законом полиса, и степень соответствия этому закону определяла и успех их политики и их личную судьбу. Пелопоннесская ^война подвела черту под этим периодом. Ускоренные ее воздействием естественные процессы разложения выступили теперь на поверхность. В связи с нарушением системы равновесия и в социально-экономической и в политической области отчетливо обозначались никогда, впрочем, совершенно не исчезавшие противоречия между полисным и личностным началами. Образ сильной личности, казавшийся плодом абстрактных размышлений философов и пылкой фантазии поэтов, неожиданно воплотился в реальные фигуры, а противоречия между традиционным, но отживающим строем и новыми, как казалось, более соответствующими природе устремлениями стали определяющей чертой политической и интеллектуальной жизни. |