Во-вторых, разложение существующей общественной системы, что создавало благоприятные условия для действий отдельных честолюбцев на политическом поприще, для их выступлений против существующих порядков, для ниспровержения ими республиканского строя и создания режима личной власти.
В-третьих, распространение наемничества. Именно наемники, которым в отличие от воинов гражданского ополчения менее было свойственно чувство долга перед государством и больше — сознание своей связи с непосредственным командиром, оказывались чаще всего тем средством, с помощью которого честолюбивый и не слишком лояльно настроенный полководец мог свергнуть свое правительство. При этом очевидно, что так могли поступать не только местные политические деятели, занимавшие высокий военный пост по воле своих сограждан, но и обычные начальники наемных отрядов, чужаки-профессионалы, пришедшие на службу — часто вместе со своими отрядами — со стороны, так что кондотьеризм и тирания могли быть в этот период взаимосвязанными явлениями.
И наконец, еще одно обстоятельство — практика самих полисных государств, которые учреждением чрезвычайной военной власти с неограниченными полномочиями (должность стратегов-авто-краторов) создавали прецедент, а часто подавали даже повод к установлению тирании.
Разумеется, в каждом конкретном случае тиранию вызывало к жизни свое, особенное сочетание всех этих факторов. Могли играть известную роль также и другие обстоятельства, но главными, решающими, по-видимому, были те, о которых мы только что сказали. Их качественное своеобразие предопределяет характер и значение младшей тирании как особого исторического явления.
Дело в том, что, как это отмечалось уже и во введении, повсеместное возникновение (или хотя бы тенденция к возникновению) режимов личной власти в Греции на рубеже V—IV вв. с известной точки зрения было возрождением тирании.